Винный дом, который построил Сикорский

Александр Сикорский пришел в виноделие, имея статус признанного и уважаемого профессионала в строительном деле. Энергия, с которой он начал строить новый для себя бизнес – винодельческий – позволила ему добиться выдающихся результатов. Его вина с первого же урожая получили высокие оценки в рейтинге журнала Wine Advocate, а новая винодельня «Имение Сикоры», построенная по проекту французских и российских архитекторов в соответствии с дизайн-проектом дочери основателя, сразу же вошла в число архитектурных достопримечательностей Краснодарского края. О своих симпатиях, сомнениях и надеждах, связанных с современным российским виноделием, Александр Павлович рассказал в интервью, которое он прошлой весной дал редактору сайта Vino.ru Игорю Сердюку. Оно уже было частично опубликовано, но мы решили напомнить о нем нашим читателям. За прошедшие несколько месяцев «Имение Сикоры» вышло на новую высоту. В международном рейтинге The World's Best Vineyards британского издательского дома William Reed Business Media оно заняло 20 место, а в только что оглашенном винном рейтинге Forbes Top100wines.ru его Пино Нуар «Семейный Резерв» 2018 было названо Вином года.

Позвольте задать Вам традиционный вопрос: с чего начался Ваш путь к вину?

Я родом с Украины, учился в Одессе. Я занимался легкой атлетикой и к спиртным напиткам предрасположен не был. Водку и крепкие напитки просто терпеть не мог! (Правда позже я служил на Урале – ну там пришлось, конечно…) Так вот, мои родители, живя за городом, делали домашнее вино… Да, конечно, из Изабеллы… И однажды, когда мне было 14 лет, отец дал мне немного попробовать: «Все лучше, чем какой-нибудь суррогат на стороне…» Признаюсь, эта дегустация меня не особенно вдохновила… Кстати, она не была для меня первой. Однажды, кажется, в десятилетнем возрасте, я решил самостоятельно попробовать домашнюю вишневую наливку… И, вы знаете, вареники с вишней я до сих пор очень люблю!

И все же, первые дегустации не разочаровали Вас?

Нет, что вы!.. У меня вообще были счастливое детство и юность. Мы жили на селе, но тяжелой работой меня не нагружали. Я жил будто в волшебном коконе из любви. Наверное, в эти счастливые годы и зародилась моя тяга к сельскому хозяйству.

А когда – вероятно, уже в более зрелом возрасте – вино впервые произвело на Вас настолько сильное впечатление, что Вы захотели заняться им всерьез?

Это было в 2003 году, когда я познакомился с Франком Дюсенером и попробовал Chateau Le Grand Vostock. Конечно, я и до того пробовал разные вина, но после встречи с Франком стал настоящим почитателем его таланта. Мы бывали у него на дегустациях, вместе ездили по виноградникам, и красота этих мест, романтика виноделия – все это мне показалось очень привлекательным.

Я в своей жизни много всего строил, но мы жили в квартире, и я как-то не занимался улучшением собственных жилищных условий. А начав увлекаться вином, я задумался и о том, чтобы построить дом. Некогда сельский житель, я опять размечтался о доме на возвышенности, с большим участком… 

Когда я впервые приехал в Семигорье, был, кажется, сентябрь или начало октября – очень красивое время на виноградниках. Cтояла хорошая погода, с холмов открывался прекрасный вид, мне все нравилось…  В итоге мы купили 45 гектаров земли, из которых на пяти был посажен Каберне-Совиньон, а еще на трех с половиной – Рислинг. Это был 2010 год. А первое вино мы с помощью Гаэль Брюллон – жены Франка – сделали в 2012 году. Кажется, неплохое получилось вино... Даже очень хорошее!

И какими были ваши ощущения, когда вы его попробовали?

Знаете, у меня в соцсетях до сих пор висит фотография с нашим первым вином. На ней видно: человек просто счастлив! 

До этого я занимался только стройками. В виноделии ощущения совершенно другие. Сначала ты собираешь виноград, потом получаешь сусло, следишь за тем, как оно бродит… Только к весне понимаешь, что получил первый результат… Потом выдержка в бочке, и сначала кажется, что ее в вине слишком много, а потом все становится иначе… Вино начинает жить своей жизнью.

Кстати, мы послали на Wine Advocate наше первое вино 2012 года, получили за него 89 баллов и рекомендацию пить его в течение еще 15 лет!   

Начав производить свое вино, я на какое-то время просто перестал пить другие! Правда, потом наступил следующий этап – когда захотелось сравнить свое вино с теми, что делают в остальном мире. Оказалось, что это интересный процесс!

Что сейчас означает для Вас виноделие? Бизнес? Увлечение? Или наследство, которое вы готовитесь передать следующему поколению?

Хотелось бы ответить: и то, и другое, и третье. Но в первую очередь, это, конечно и однозначно, страсть! Конечно, и амбиция тоже… Я помню, где-то читал про Черчилля, который однажды, отвечая на вопрос, что им двигало все эти годы, сказал: «Амбиции, амбиции и еще раз амбиции!»

Когда я занимался строительством или производством тротуарной плитки, я старался, чтобы это получалось красиво. К вину у меня такой же подход. Если начал чем-то заниматься, то нужно делать по полной программе.

Мы добились успеха, получив высокие баллы у Wine Advocate. Но теперь всем в нашей команде понятно, что каждый новый балл на этом уровне будет даваться намного сложнее. Опускаться нельзя, а расти сложно. 

К какому результату в виноделии вы стремитесь? Что для Вас «великое вино»?

Великое… Может быть, общепризнанно идеальное? Или близкое к идеалу? Виноделы любят свои вина, как любят детей. Но надо, чтобы вино получило признание и у экспертного сообщества, и у потребителей. Надо двигаться в этом направлении. Этот процесс поможет всем нам стать лучше.

Говоря об идеалах… Есть ли у Вас в винном мире примеры для подражания – ориентиры, к которым Вы стремитесь?

Чем больше погружаешься в вино, тем больше понимаешь, насколько виноделие отличается от любого другого занятия. И настолько велико здесь разнообразие вкусов. Назвать кого-то из личностей мне довольно сложно.  Понимаете, я же не встречался ни с одним знаменитым виноделом. Наверное, это плохо, но мне некогда было ездить по заграницам, когда здесь шла стройка… А потом началась пандемия… Но из того, что я в последнее время читал, мне ближе всего показался пример Джанфранко Сольдеры. Это был человек довольно закрытый, но увлеченный своим делом настолько, что он был готов заниматься им днями и ночами, не обращая внимания на недоброжелателей или на ропот толпы. Винодел, который не разменивался – близкий мне по духу человек. К сожалению, мне не удалось с ним познакомиться. Но вина его я дегустировал.

Увлекают ли Вас модные направления виноделия: биодинамика, органика, квеври?

Мы с самого начала решили для себя, что будем заниматься классическим виноделием. И в этом направлении мы развиваемся. Это, конечно, не значит, что мы не проводим эксперименты. И с серой мы работаем по минимуму. И органическое направление прорабатываем с нашими австралийскими консультантами. Но понимаем, что здоровье винограда – это очень важно. Поэтому, когда возникают проблемы на винограднике, мы его обрабатываем.

Что же касается «био-шмио»… Может быть, вы слышали о художнике Пьеро Мандзони, чья работа «Дерьмо художника» – фекалии в консервных банках – продается за сотни тысяч евро на аукционе Sotheby’s. Он эпатирует публику, издевается над специалистами, а народ покупает… Все эти вещи есть и в виноделии. Если человеку надо прикрыть недостаток профессионализма, ему легче глумиться над вкусами публики.

Распространяется ли ваша концепция здорового консерватизма на автохтонные сорта винограда и, в частности, на Красностоп?

Здесь мы возвращаемся к вопросу о том, является ли виноделие бизнесом. Конечно, деньги надо считать, а производить надо то вино, которое продается. Конечно, надо работать и с Красностопои, и с другими автохтонами. Это та фишка, которая со временем может отличать нас от других. Но, конечно, не только за счет автохтонов нужно создавать отличительный стиль. Да и нет у нас их в нужном количестве. Красностоп я впервые попробовал в 2014 году, в Петербурге, в «Стейк-Хаусе». Это был Красностоп от Ведерников, и он меня вдохновил. Мы решили посадить этот сорт на наших террасах. И сейчас понимаем, что с ним нужно еще очень долго работать. Это работу надо вести в национальном масштабе. Для больших компаний, наверное, нет проблем, чтобы посадить каких-нибудь автохтонов на лишней сотне гектаров и потом делать столовое вино. Но таким маленьким винодельням, как мы, приходится быть избирательными…

Мы рассчитываем на наш Красностоп и верим, что сможем сделать из него достойное красное вино. Но даже то, что мы делаем из него сейчас: розовое сухое и сладкое позднего сбора – мне кажется очень приличным. А наш красный сухой Красностоп пока ждет своего часа в дубовых бочках.

Мы, кстати, вообще не стремимся продавать вина молодыми. Если не считать некоторых исключений, то мы выводим на рынок вино в возрасте 3-5 лет. В первую очередь, это касается нашей верхней линейки «Семейный Резерв»… 

Есть у меня подозрение, что рынок станет постепенно вытягивать из погребов ваши резервы. Вот увидите: вам понравится, и Вы станете продавать вина раньше.

Вы знаете, я не буду против! Наш Каберне-Совиньон 2017 года уже сейчас в отличной форме! 

По Вашему ощущению, удалось ли переломить негативное отношение к российскому вину со стороны потребителей – да и профессионалов? И какие главные проблемы сейчас приходится решать российским виноделам?

К сожалению, пока еще очень немногие виноторговые компании готовы работать с российскими винами. 

Выход на рынок – очень непростая задача для нового производителя. Выходишь на рынок, как слепой котёнок. Ты никого не знаешь, и тебя никто не знает. Но при этом нам ведь хочется, чтобы наше вино любили так же сильно, как любим его мы сами... У нас так не получилось. Наш опыт выхода на рынок был не самым удачным. Мы сменили двух дистрибьюторов, но поняли, что и продвигать себя самостоятельно – слишком долго и дорого. Поэтому сейчас мы очень рассчитываем на наших новых партнеров – компанию Simple. Начали они очень неплохо. 

Стоит ли виноделу рассчитывать на помощь государства? Вообще, каков ваш взгляд на историю отношения государства к вину? 

После периода активности, которая разворачивалась под эгидой Союза Виноградарей и Виноделов России, наступило затишье. Новые документы появляются – но если раньше мы активно участвовали в их обсуждении, то сейчас нас отстранили от этого…

Для придания импульса нашему виноделию нужно объединение усилий государства, общественности и самих виноделов. Пока о таком объединении усилий говорить не приходится – каждый сам за себя.

Интересно, что даже в таких условиях качество российских вин быстро растет. И молодые виноделы работают все более интересно. И крупные винодельческие хозяйства стали выпускать не только массовый продукт, но и премиальное вино.

Относясь к виноделию, как к семейному бизнесу, вы не жалеете, что втянули в него своих детей? Непростой ведь бизнес, как выяснилось…

Да. Но пока вся моя семья поддерживает мое винное увлечение. Если бы это было не так, то финансирование прекратилось бы. Виноделие – из разряда тех бизнесов, которые продолжают работать после смены команды. И винодельня, которую мы построили, не исчезнет после того, как я перестану ей заниматься. Но мне, конечно, хотелось бы, чтобы моим детям было интересно продолжить мое дело.

Какой вопрос Вы хотели бы задать своему правнуку-виноделу? 

Наверное, я бы обратился к нему не с вопросом, а предложением: «Принеси-ка наш 95-балльный рислинг, давай продегустируем!» Да, если вы меня спросите, что мне больше всего нравится в виноделии, то я честно отвечу: момент дегустации!